Вот представьте себе большую коммунальную квартиру. У одного в этой квартире две комнаты и у другого – тоже. И вот один, воспользовавшись тем, что другой уехал в отпуск, занял одну из его комнат.
Тот возвращается, и вот те на: комната занята. Он сначала давай по–хорошему: вот, мол, ордер, я владелец этой комнаты по–закону и так далее. А ему в ответ: пошел на ***, козел, в этой комнате еще моя бабка жила, эту комнату 60 лет назад обманом твой дед получил, воспользовавшись тем, что моя бабка (дура набитая) его любила без ума, а вот теперь я вернул себе свое и никуда не уеду.
Он в полицию — полиция говорит: сами разбиратесь. Он в суд — там глазки прячут и говорят, чтобы поискали мировое соглашение. Он им в нос ордер тычет, договор купли–продажи, платежки, выписки из кадастровой книги, а те мямлют чего–то и по всему ясно, что с соседом–захватчиком никто связываться не хочет: опасаются, уж больно он буйный, может и бритвой полоснуть.
А сосед похохатывает и рассказывает всем, что он такой удалой, потому, что все так себя ведут и ему нисколько не стыдно. Что это вовсе не грабеж и беспредел, а просто умение жить и отстаивать свои интересы. Что его бабка была дура, и он решил, что сейчас самое время восстановить справедливость. И что хватит уже ныть и давай разопьем на кухне мировую и будем жить как жили раньше. Мы ж, фактически, братья! Только теперь я в трех комнатах жить буду, а ты – в одной.
Пострадавший сосед насупился и затаил злобу. Со своим обидчиком он в открытую конфликтовать не может: у того два здоровенных сына–амбала. Оба в наколках, по две ходки за спиной, а у него – одна дочка третьеклассница, да жена еврейка, учительница в музыкальной школе. Вот и все войско. Как тут воевать?
Короче живут они в новом раскладе только зубы скрипят. Только однажды раз: и одного сыночка–урку кто–то зарезал в пьяной драке. А у второго — туберкулез обнаружился. Тут уж еврейка–то не стала ждать у моря погоды, побежала к сестре в тубдиспансер, и второго уложили принудительно лечиться: открытый туберкулез – не шутка!
Остался удалой сосед один–одинешенек. А страдалец решил его попугать: купил на барахолке здоровенный эсэсовский кинжал со свастикой и ходит с ним по квартире. То на кухню зайдет – картошку им почистит. То дочке карандаши. И все хвалит: ах какой хороший кинжал! Вот же умеют немцы вещи делать! Загляденье! Вот и канавка, по которой кровь вытекает, когда он в самое сердце входит, а вот и зазубрины, чтобы рана получилась рваной и всякая зараза в нее попала… А острый какой: бритва! Слышь, сосед! Хочешь я тебя им побрею? Ей–ей, бритва, а не нож! Хорош, зараза!
Сосед в ответку стал ходит по квартире с двустволкой, заряженной картечью. Так прямо и ходит: в майке, трениках, а в руках – двустволка. Придет на кухню, заломит ее и давай шомполом стволы чистить. Потом патроны резанными гвоздями забивать. Насыпит пороху двойной заряд, запыжит их под завязку и рассуждает вслух: ежели прямо в морду волку попасть, то всю черепушку ему снесет, прямо с мозгами. Сильно хороший порох: сухой, крупнозернистый. Да и гвозди я взял двухсотку. Короче: не патрон – граната!
Долго ли, коротко ли, а и второй сын от туберкулеза помер. Схоронили его, а тут и дочка подросла и кавалер у нее завелся: тоже еврей. Ефим. Мордатый такой, под два метра ростом. Носяра с кулак, губы как у верблюда, глаза черные, хитрые, наглый, сука. Придет, сядет на кухне и жрет прямо из холодильника. Темный человек. То ли спекулянт, то ли врач. Хрен его разберет. Евреи они такие.
Однажды повздорил он с соседом (тот его жидовской мордой обозвал), выхватил он у соседа ружье и обломал его об косяк. Прямо пополам переломил. И ружье и косяк. А патроны в уборную выкинул. И сказал, чтоб тот благодарил его, что не об его спину он это ружье расколотил. Скоро и свадьбу они сыграли. И еврей въехал в квартиру.
Сначала он пришел по хорошему: мол верни комнату, видишь – нам жить негде. Сосед, конечно ни в какую. Тогда еврей (он оказался психиатр) взял да и выписал справку, что сосед – буйно помешанный. Приехали санитары, связали соседа и увезли его в психушку. А еврей с молодухой въехали в его три комнаты. И зажили со стариками в отдельной, четырёхкомнатной квартире.
А сосед от горя в психушке–то и околел. И то: как там не околеть если каждый день ****ят как собаку и не кормят. Вот такая история. Страшное дело – евреи. Русскому человеку прохода не дают. А еще интеллигентов из себя корчат.
